Я очень редко болею. За всю мою службу в военно-морском флоте и службе спасения в медицинской книжке кроме ежегодных медосмотров всего две записи. Одна из них — аппендицит. Вот вы в своей, в основном скучной, гражданской жизни что делаете, когда у вас начинает болеть живот? А я сейчас расскажу, как было со мной.
После того, как мы стрельнули ракетой, нам дали поспать. Впервые за месяц плавания на лодке царила тишина и покой — спали все. Началось это часа в три, а в семь меня подняли на ужин. Проснувшись, я подумал, что, видимо, никогда в жизни столько не спал и так не пух от сна, поэтому даже и не сразу обратил внимание на то, что у меня болит живот. Ай, ну болит и болит, в общем-то. На ужине похлебал супа и съел котлету – ничего больше не лезло, что и было для меня первым тревожным звоночком – молодой организм в условиях подводного плавания есть хочет постоянно и много.
— Эдуард, — спросил у меня Антоныч на вахте, — чо ты зелёный и скрюченный какой-то?
— Антоныч, живот болит шопипец.
— Скока котлет съел на ужине?
— Одну, и то не до конца.
— Это термальное состояние, тогда, иди к дохтуру, ты меня пугаешь.
— Дык а на вахте кто сидеть будет?
— Борисыча вызови – он уже пять часов беспрерывно спит, чем нарушает Устав, который предписывает ему терпеть тяготы и невзгоды!
Вызываем Борисыча, понуро бреду в больницу. Больницей называлась у нас амбулатория, и находилась она в первом отсеке. Представляла она собой комплекс из трёх помещений: сначала смотровая и операционная (комната четыре на три метра с кушеткой, стоматологическим креслом и всякими приборчиками), из неё за дверью комната для лёжки больных (полтора на два метра, двухъярусная койка и тумбочка), а из неё уже вход в гальюн. Служили в нашей больнице три медика: два доктора и один фельдшер. На дежурстве сидел, естественно, терапевт (он же стоматолог, он же психиатр, он же уролог, он же офтальмолог, он же отоларинголог) Андрей. Хирург Саша после танцев на льду в бессознательном состоянии вонял перегаром на месте нижнего больного за дверью. Я не скажу, что мы с докторами были большими друзьями как, например, с Борисычем, но тут важно, чтобы вы понимали – доктора у нас не были гондонами, и я не был гондоном, и поэтому мы были друзьями. Потому что если два человека на подводной лодке не гондоны, то они – друзья, несмотря на любые различия в характерах. Без вариантов.
— Чё припёрся? — ласково спросил меня Андрей.
— Живот болит.
— Запор?
— Сам ты запор – просто болит.
Андрюха насыпал мне горсть каких-то пилюль и с чувством выполненного долга взялся дальше штудировать теорию преферанса. Я наелся таблеток и пошёл дальше бдить. Бдил я минут пятнадцать, наверное, потом побежал в гальюн исторгать из своего нутра полупереваренные пилюли. Опять вызвали Борисыча, и я пошёл к Андрюхе (боль-то в животе усилилась).
— Ты издеваешься, что ли? – Андрей как раз изучал любимый докторский приём «мизер в тёмную».
— Андрюха. Вырвало меня твоими пилюлями, что ты мне подсунул, гад?
— Да ладно? И болит так же?
— Нет. Сильнее уже болит.
— А ну-ка ложись на кушетку.
Ну лёг. Андрюха понажимал на живот, поспрашивал чо да как.
— Похоже, братуха, что у тебя аппендицит!
— Хде апиндитсит? – в соседней комнатушке мгновенно прекратился храп и из облака перегара выплыли с сильной бортовой и килевой качкой красные опухшие глаза хирурга Саши.
— В животе, [мат], Саша, где же ещё?! Так, Эдик, на тебе специальную таблетку, выпей и полежи час спокойно, с вахты я тебя снимаю, командир в центральном? Пойду на доклад.
Выпил специальное колесо я и пошёл наслаждаться заслуженным для меня моим животом отдыхом. Может, час прошёл, может, чуть больше, и вахтенный вызвал меня в амбулаторию. Иду как огурчик уже, боль прошла, но в отсеках уже все всё знают и как-то подозрительно ласково на меня смотрят. Оба доктора сидят и улыбаются в предвкушении предстоящего веселья. От Саши, конечно, попахивает перегаром, и у него красноватые глазёнки, но, [мат], он абсолютно трезв, и у него даже не дрожат пальцы!!! Не помню, когда последний раз, начиная с пяти лет, я так сильно удивился; в пять лет-то я первый раз увидел, как мотоциклы ездят вверх ногами в шаре и уверовал в волшебство.
— Саша!! – я не мог держать это в себе. — Как это может быть, [мат]???? Ты же только вот недавно на ногах не стоял!! Какому из подводных демонов ты продал душу???
— Оссспаде, как ты эмоционален, чему, ты думаешь, меня учили шесть лет в медицинской академии? Аппендициты вырезать? Нет!!! Быстро и эффективно бороться с похмельем!! Ложись на кушетку, буду тебя пальпировать!!!
— А это законно вообще? – уточнил на всякий случай я, так как мои познания в медицине в тот момент не доходили ещё до слова «пальпировать».
— Ну не во всех, конечно, странах мира, но под водой на боевом корабле — точно можно.
Не помню, говорил ли я вам, но доктора у нас были те ещё юмористы! Ну потискал меня Саша, посовал мне градусники и говорит:
— У меня для тебя плохие новости, брат. Похоже это перитонит, а не аппендицит.
— Александр! Я, [мат], офицер минус инженер военно-морского флота! Я не знаю ваших матерных слов и поэтому [мат] не понимаю, что ты мне сейчас сказал, и ни разу не огорчён!
— Пошли к командиру, — говорит Андрей, — он нас ждёт для принятия решения.
— Ну что, гадёныш, — обрадовался командир в центральном нашему с Андреем приходу, — допрыгался? Скока там, доктор, ему жить осталось?
— Несколько часов, ну, может пару дней максимум.
— Значит так, Эдвард. Мы имеем два варианта. Первый: мы на всех парах летим сейчас к чистой воде, забив на боевую подготовку и планы флота. Дней пять-семь у нас на это уйдёт. У кромки льдов нас будет ждать госпитальное судно, если на флоте наскребут солярки для него и оно дочухает до нас, не сломавшись. Второй: ты отдаешься в руки наших эскулапов. Решай — колхоз дело добровольное.
— Конечно, — говорю, — мысль про госпитальное судно с его медсёстрами наполняет мой зоб слюной, не скрою, но вдруг там не окажется симпатичных, и я зря буду терпеть мучения и рисковать своей молодой жизнью? — Естественно, — говорит командир, — такая вероятность есть, так как сейчас там весь флот на ушах стоит от твоей новости, то я могу запросить, чтоб нам личные дела медсестёр и поварих выслали с фото в фас и профиль, но делать я этого не стану, ибо [мат] вызывать у меня зависть!
— Ну тогда — наши эскулапы, раз вариантов больше нет!
— Записать в вахтенный журнал: «Согласился на операцию сам, даже бить не пришлось»!
— Саша, [мат], что ты пишешь? – спрашивает Антоныч, глядя через плечо секретчика. — «Даже бить не пришлось» — это же шутка была!!!
— Ничего не знаю, — бурчит Саша, — я секретчик, а не Петросян и шутки понимать не обучен. Что слышу, то и пишу!!!
— Так, Эд, — инструктирует меня Андрей, — мы начинаем готовить операционную, а ты иди в душ, помойся напоследок, вдруг умрёшь, так хоть чистый будешь, и заодно волосья все сбрей от сосков и до ствола. И ещё, тащ командир, нам нужен один человек, который не боится крови и кишок, для исполнения обязанностей нестерильной медсестры.
— Женщина нужна, или мужик подойдёт? – веселится командир.
— Женщина. Но подойдёт и мужик!
Через пять минут на корабле уже все всё знают и смотрят на меня с благоговейным ужасом. Когда я с полотенцем, шампунем и бритвой иду в душ, вахтенный седьмого отсека, трюмный контрактник Дима, чуть не под ручки меня провожает:
— Анатолич, ты мойся, а я тут за дверью постою, чтоб напор был, нагреватели не выключались и всё такое!
— Дима, а может ты мне пузико ещё побреешь? Лишь бы [мат], не работать! [мат] отсеки осматривай , а не под дверь душа яйца чеши, а то я минёр тебе, можно подумать, и напор себе с нагревателями не включу сам!
Ну помылся, побрился, оделся во всё чистое, как у нас, у русских, принято и иду в амбулаторию. Дима идёт впереди меня.
— Дима, ты куда из отсека? Ты дурак, штоле?
— Анатолич, из центрального приказали проводить тебя до амбулатории и все переборочные люки тебе перед тобой открывать, чтоб ты не перетрудился!
— А кричать «покойник идёт» при этом тебе не приказывали?
— Ой, да пошёл ты [мат] со своими шуточками!
— Сам пошёл [мат], как ты, [мат], со старшим по званию разговариваешь?
— Я и так [мат], только ножки свесил!
— Ой, [мат], детский сад!
Дима был очень хорошим специалистом: грамотным, исполнительным, работящим и весёлым парнем. Абсолютным не гондоном, и поэтому, как вы уже знаете, мы с ним дружили и посылали друг друга [мат] очень даже запросто. Это метафора, конечно, в данном случае «посылали друг друга [мат]» значит общались, проявляли друг к другу высшую степень мужского уважения.
Вахтенные в отсеках повылазили из трюмов и влажными глазами смотрели мне вслед.
В амбулатории меня застала следующая картина: фельдшер мыл операционную из ведра со спиртом, а доктора читали книжки: терапевт Андрей – «Аппендицит для чайников. Пособие для ВМФ. Лениздат 1957 год», а хирург Саша с удивлением рассматривал «Атлас внутреннего строения гуманоидного организма планеты Земля». И тут, конечно, мне стало как-то немного не по себе.
— Э, чуваки, а вы точно знаете, что надо делать?
— А ты пройдись по больнице, найди других! – посоветовал мне Саша, и докторишки начали мерзко хихикать.
Разделся я и лёг на белую простынку. Над головой — белый потолок с белыми лампочками, вокруг люди в белых халатах. Как бы не сказать, что очень уютно. Долго решали, кого назначить нестерильной медсестрой. Решили, что это будет флагманский штурман, потому что у него самая навороченная видеокамера и он сможет снять заодно самый эпичный фильм для Истории. — Ну, до скорого, ребята, и удачи вам!!! — пожелал я докторам.
— В смысле «до скорого», — спросил Андрей, — а ты собрался куда-то?
— Ну как же, — говорю, — наркоз там и всё вот это вот! Я же сейчас отрублюсь и проснусь уже новым человеком в лайт-версии!!!
— Да ладно? — удивился Андрей. — У тебя знакомые анестезиологи на борту имеются? Я-то ни одного не знаю, поэтому новокаин — наш выбор, дружище, и никуда ты не денешься, а будешь вполне себе присутствовать при операции!
— Дык и чё — больно же будет?
— Да уж наверняка! И вообще, Эдик, запомни золотое правило врача: «Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается!»
И вешают они мне простынь на какую-то корягу в районе груди, чтоб я не видел, значит, что там они забывать будут у меня в животе.
— Э! — протестую я. — Я не согласен на простынь!!! Я, может, всю жизнь мечтал заглянуть внутрь себя, чтоб разобраться со своими душевными терзаниями, и не могу позволить себе упустить такую шикарную возможность!
— [мат] тебе, — буркнул Саша, — однозначно не положено!
— А чё такого-то?
— Нельзя, чтоб ты без сознания был.
— А чего я буду без сознания?
— Эдик, [мат]и, отвлекаешь!
— Ну так-то страшновато же немного, что за наплевательское отношение к пациенту?
— Вон у тебя нестерильная медсестра — с ним и развлекайся!
Не, ну нормальные люди? О чём мне развлекаться с флагманским штурманом, который мало того что штурман, так ещё в процессе создания нетленки находится? Укололи уколов в живот мне и со словами «Поехали» вскрыли брюшину (или как она там называется). Нестерильная медсестра немедленно упал в обморок. В принципе, нетленка на этом и закончилась. — Ну йоп его мать! Ну просил же того, кто крови и кишок не боится! — возмущается Андрей, потому как Саша с фельдшером что-то там усердно режут дальше.
— Центральный!!! — орёт Андрей в Лиственницу. — Давайте следующего, тока выберите там кого-нибудь посуровее, мы же время тянем!!!!
— Я тогда внутрь не полезу пока, — говорит Саша и складывает руки на животе. А фельдшер очнул штурмана и выгнал его наружу.
Минут через двадцать прибежал второй, кто это был, я уже не помню.
— Ну смотри, — сказал Саша и приподнял салфеточку у меня на животе. Второй начал зеленеть.
— Так, [мат] отсюда! Андрюха, вызывай следующего!
— Центральный!!!! Следующего!!! Нормального, нормального кого-нибудь дайте!!! Третьим пришёл наш комсомолец Олег. Он был заядлым охотником и очень возмутился, что сразу не послали его, потому как он по штатному расписанию мой воспитатель, и забота о моём внутреннем мире — это его прямая обязанность.
— Привет ребята!! — вошёл Олег с радостной улыбкой. — Чтобля, ничего без меня сделать не можете?
— Смотри, — говорит Саша.
Олег с улыбкой смотрит:
— А что я тут не видел? Всё как у кабана или оленя, тока шерсти нет. Тоже мне.
— Наш человек!!! — обрадовались доктора. — Инструктируй его! Фельдшер показал ему, где лежат всякие там их кенгуты и прочие приблуды, и рассказал, что и в каком порядке нужно будет подавать.
— Всё понял, — сказал Олег, — а сейчас-то чем заниматься?
— Развлекай пациента и не давай ему сознание терять!
— Ну как тебя развлекать? — улыбается Олег мне. — Хочешь, про шестой съезд РСДРПБ расскажу?
— Сестричка, — стону я, — помру сейчас, дай хоть за сиську подержаться!!!
— Откуда у меня сиська-то? Я ж писят килограмм вешу, это надо было у флагманского штурмана просить! ААААА!!!! Так вот чего он в обморок грохнулся-то!!!
Ну и, в общем, с шутками и прибаутками терпим с ним дальнейшую боль. Я-то терплю, а он делает вид, что сочувствует. Вскрыли мне значит все слои там положенные, развернули всё. Смотрят внутрь с детским любопытством.
— А где аппендикс-то? — спрашивает Андрей.
— Да вот тут должен быть, вообще-то.
— Ну я знаю, что тут, дык нет-то же его тут?
— Ну повезло, значит нам, чо. Олег, ну-ка вот тот атлас раскрой нам быстренько!
Олег раскрывает какую-то полутораметровую цветную картинку и прикладывает ко мне сбоку. Доктора смотрят в неё.
— Слышь, — говорит Саша, — а зачем ты ему сфинктер к носу приложил? Наоборот разверни!
— Мне главное знать, где печень и ливер остальной находится! — парирует Олег, переворачивая атлас. Посмотрели доктора и начали копаться в моём богатом внутреннем мире в поисках этого злополучного отростка. Ну больно, конечно было. Не так больно, как при разлуке с любимым человеком, но о-го-го тоже. Нашли гада этого.
— Он сейчас лопнет, ребята, — сказал Саша тихо, наверное, для того, чтоб я не слышал, но я слышал, — работаем очень быстро! Кишки как попало, потом сложим на место!!!
И понеслось вот это вот классическое: пинцетскальпельзажимтампонотосос. Отрезали его и бросили в банку с формалином. Потом уже Саша показывал мне его и объяснял, в каком месте он вздут, и как бы он лопнул, и от чего бы я умер. По его расчётам успели они в пределах полчаса — час, не больше.
Потом начали зашивать кишки и укладывать их на место, сверяясь с атласом. К этому моменту прошло уже порядком времени, и у меня так затекли спина и, прошу прощения, жопа от лежания на доске, что я думал, что умру именно от этого желания почесать себе спину.
— Ребята, — просил я к концу докторов, — не отвлекайтесь уже на новокаин! Шейте так, только быстрее снимите меня с доски этой!
Олег пытался, конечно, просунуть мне линейку и почесать жопу, но безрезультатно. Операция получилось долгой у них, что-то больше часа ушло на всё, почти два в общем с моей покладки на стол, так как полчаса они только медсестёр меняли. Потом я показывал свой шов гражданским врачам и врачам из центра медицины катастроф, и все в один голос говорили, что для условий операции на подводной лодке шов [мат] просто.
В конце доктора, фельдшер и комсомолец перенесли меня на простыне в соседнее помещение на кровать отходить, а сами, доложив в центральный об успешном завершении операции, естественно, уселись замачивать мой аппендикс. Потом, кстати, Андрей предлагал мне забрать домой эту банку с формалином, в которой плавал этот кусок плоти, для того, чтобы я всегда помнил о Смерти. Я отказался — и так о ней всегда помню. Докторам выдали по медали впоследствии, а мне предложили покинуть борт и не продолжать автономное плавание для восстановления и реабилитации. Естественно, я отказался, сославшись на закон «Русские на войне своих не бросают».
Моих докторов зовут Андрей Марченко и Александр Молочников. Я понимаю, что мир тесен, и, может, когда-нибудь кто-нибудь из вас столкнётся с ними в жизни, и тогда я очень прошу вас поцеловать их от меня прямо в дёсна и передать им мои контакты со словами о том, что я помню, что они спасли мне жизнь, и моё чувство благодарности им с годами только усиливается.
Эдуард Овечкин, Акулы из стали.
